Матерью Дитриха была фурия, отцом – супериор северного округа. Не так уж часто случается, чтобы дети супериоров становились продолжателями династии, но Дитриху повезло. Подверженный влиянию монархизма, отец очень старался, чтобы вырастить из мальчика достойного преемника, который понравился бы системе, и он не ударил в грязь лицом. Хотя сперва все, включая его, посчитали, что задумка не удалась, и из Дитриха вырастет кто угодно иной, но не супериор: какой же может быть оратор из мальчика, отличающегося, кажется, полным отсутствием эмоций? Дитриха не могли заставить говорить до возраста пяти лет включительно, хотя врачи не находили у него никаких патологий речевого аппарата. Позже выяснилось, что Дитрих просто не хотел этого делать, хотя вполне мог, как показали занятия в младшей школе. С пеленок спокойный настолько, что даже практически и не плакал, лежа в своей автоматически покачивающейся люльке, не изменился он и с возрастом: учился прилежно, ненавидел точные науки, но, скрипя зубами, учил и их. Больше всего Дитрих любил литературу, которая воспитывала в нем неискоренимую веру в правоту системы, не допускающую ни единой капли сомнений и заодно взращивающую ненависть ко всем, кто смеет даже думать против всеобщего разума.
С тех пор, как мальчик заговорил, он не переставал радовать своего отца успехами в учебе и серьезностью намерений и действий. Вообще, нынешний супериор не особенно много внимания уделял своему преемнику, но Дитрих, кажется, не особенно-то в этом и нуждался. Хотя так именно казалось, потому что Фейербах-младший был одинок. Из-за его нелюдимости и хмурого вида у мальчика не было друзей, и он вполне успешно убеждал себя, что кроме книг ему никого и ничего не нужно.
Обучение в военной академии ознаменовалось серьезной травмой. Как и в школе, Дитрих был успешным учеником, но однажды, проходя полосу препятствий, получил сложный перелом правой ноги: бедренная и обе берцовых кости. То, что человек оказался зажатым и перепиленным механическими жерновами под передвижным участком полосы и вообще упал на технический этаж, пролетев метров пять, списали на ошибку персонала. Ситуация, в которую попал сын северного супериора, превратилась в скандал с закрытием и полной отладкой и укреплением учебной трассы, а так же полной сменой персонала, отвечающего за нее. Курс лечения и реабилитации даже с самыми современными методами лечения отодвинули окончание курса для Дитриха на полтора года, однако, он все равно сумел достойно закончить обучение.
Травма заставила Фейербаха еще больше замкнуться в себе, а учитывая, что специальное обучение он проходил отдельно ото всех тех, с кем был когда-то знаком даже на уровне простых бесед ни о чем, ему снова не с кем было поговорить, кроме книг, и вся эта замкнутость, все одиночество вкупе с давлением, которое он испытывал из-за невозможности учиться вследствие травмы, сделали свое дело, заложив глубоко внутрь нервной системы некий сбой. Он не привлекал внимания системы, он не мешал окружающим, но проявлялся в нервной дрожи мышц, стоило только что-то сжать немного крепче, в беспокойном или отсутствующем сне и странных снах, пугающий снах, которые можно было заглушить только медикаментозно.
Тем не менее, Дитрих не получил ни одного нарекания за время обучения и, закончив его, заступил на службу, сменив отца. С тех пор политика и вид северного округа существенно изменились: злость и обида, которые так же остались со времени травмы, нашли выход в том, что он делал, три шкуры сдирая с людей, смевших хоть на шаг отойти от закона. Он держал свою власть в ежовых рукавицах и спорил со всеми, кто пытался сказать ему слово против.
